ОБЩЕСТВО И НЕФОРМАЛЫ
Начнем с того, что нет никаких
специфических «неформальных» проблем — есть
проблемы всего общества. Как показывает история,
наше общество противоречит само себе: с одной
стороны, оно объективно порождает разнообразные
неформальные движения, с другой стороны, оно
столь же упрямо, раз за разом, целенаправленно
громит эти движения, лишая их самого
существенного — неформальности. Откуда такое
«единство противоположностей»?
ВО ВЛАСТИ СТРУКТУРЫ
Одну из ключевых проблем любого
общества можно назвать «структуры и люди». При
своем создании любая общественная система, любой
новый строй создают определенные
социально-организующие структуры, управляющие
нашим поведением, воспитывающие и
контролирующие нас. Эти структуры держатся на
определенных правилах, ценностях и образцах
поведения, возведенных в ранг идеологии, законов
и инструкций, подкрепленных силой убеждения и
принуждения. Тут вам и пресловутое «что такое
хорошо и что такое плохо», что можно и что нельзя,
образы пионеров-героев, с одной стороны, и
«врагов народа» — с другой.
Цель таких структур — развитие общества в строго
определенном направлении. Создаются они обычно
для выражения и осуществления интересов тех
людей, которым принадлежит власть. Однако люди
меняются, у них возникают новые интересы.
Структуры же часто отстают от этого, заботятся
лишь о сохранении своих позиций и не любят
метаморфоз. Люди, вписавшиеся в эти структуры,
привыкают к ним, к тому порядку и тем благам,
которые дают структуры, и также не хотят их
изменений.
Так, постепенно, любое общество приходит к
застою. Те, кто оказывается на верхних этажах
социально-управленческих структур, привыкают к
своему положению и начинают чувствовать себя
новоявленными жрецами — выразителями подлинных
известных интересов людей. Прикрываясь
«высшими» соображениями, такие люди служат
застою, оберегая структуры от всяких перемен. Для
них хорошо лишь то, что формализовано и нашло
свое место на полочках структурированного
общества.
Люди подчиненные, на нижних этажах структур,
постепенно привыкают чувствовать себя этакими
винтиками, шестеренками государственной машины,
отказываться от личного, индивидуального ради
обезличенной, формализованной власти структур.
С течением времени формализация и
бюрократизация нарастают. Это ведет к
обесчеловечиванию общества: одни служители
структур закручивают гайки, а другие, становясь
винтиками, позволяют это делать. Тогда
торжествует социально-технократический строй,
укрепляются командно-административные методы,
расцветает тоталитарно-бюрократическая
психология.
«ДЕГУМАНИЗИРОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК»
Такое общество деформирует человека.
Ведь свободно развивающийся человек, яркая
индивидуальность с многообразием интересов и
потребностей бюрократическим структурам не
нужен — этак его придется обслуживать, а у
структур свои собственные интересы, во имя
которых и создаются соответствующие системы
воспитания.
В самом простом виде это сводится к снижению
активности людей. В качестве высших интересов
структуры навязывают служение им.
Вначале люди (особенно в молодые годы) борются,
конфликтуют с навязываемым запрограммированным
поведением. Затем, набивая шишки и синяки,
большинство начинает понимать, что, как говорят
те же неформалы, «против лома нет приема», и
смиряется. Постепенно складывается особый тип
личности, для которого главным в жизни
становится желание «следовать образцам»,
памятуя о том, что в таком интерьере практически
любая неодобряемая сверху инициатива наказуема.
Так и формируется то, что в социологии называется
«дегуманизированный человек» — конформист,
бюрократ не по должности, а по складу мышления,
догматик, социальный робот, подавивший
в себе творчество, слуга и раб структурно
организованной социальной машины.
Его сознание, как правило, теряет признаки
индивидуальности. Оно лишь послушно отражает
окружающую социальную действительность, на
поддерживание которой направлены все действия
такого человека. У него исчезает чувство «Я» —
оно подавляется чувством безликого «Мы». В таком
обществе право на «Я» принадлежит только тем, кто
находится на самой вершине пирамиды власти.
Социальный интерьер того, еще не далеко ушедшего
от нас времени был занят самовозвеличиванием и
украшением себя. Это был интерьер «великих
свершений», в котором человек выступал лишь как
средство возвеличивания — он был сродни тем
камням, из которых складывалась пирамида Хеопса.
Вся атмосфера общественной жизни в таком
интерьере была пронизана важностью укрепления
первых в мире форм социализма и приниженностью
того содержания, ради которого, по идее, и
создавались эти формы — свободного и
всестороннего развития личности.
Строилась такая человеческая психология на
ясных ответах на три основных вопроса — о целях,
средствах и необходимости такой жизни.
Что? Великие подвиги и героические свершения:
индустриализация, коллективизация, «догнать и
перегнать Америку», целина, БАМ, Афганистан и т.д.
Как? Любой ценой, но за счет человека:
административно-командные методы, репрессии,
затягивание поясов, лишения, смерти.
Почему? Потому, что так нужно и кем-то «объективно
обусловлено»; потому, что «у наших людей высокая
сознательность», за которой, как правило, стояли
страх перед социальными структурами и входящими
в них органами, а также старательно воспитанная
покорность.
МАССОВЫЙ НЕДУГ
А теперь послушаем, как наши неформалы
сами оценивают тот социальный интерьер, в
котором росли мы с вами.
Чехов по капле выдавливал из себя
раба, а на моих глазах в человеке этого раба
воспитывали, по капле выдавливая его
человеческое достоинство...
Молодые должны шагать широко, без
оглядки. У нас же нет такой возможности, потому
что нет возможности Поступка...
В нас впихивают цитаты и лозунги с
самого рождения, нас программируют, как ЭВМ, а
когда программа стала давать сбои, забили
тревогу. Оказывается, личности не нужны, они
мешают. Личные качества не играют роли... Сможем
ли мы себя почувствовать личностями
когда-нибудь? Или так и останемся марионетками?..
От нас хотят, чтобы мы шли в колонне,
в ногу, желательно где-нибудь в конце. Потому что
тех, кто сзади, можно не заметить, и общая картина
не пострадает.
Эти цитаты — из писем подростков,
оценивающих наше недавнее прошлое и очень
надеющихся на скорейшее изменение того, прошлого
социального интерьера жизни. Мы все до сих пор на
это надеемся. И надежды не беспочвенны.
Дело в том, что насквозь формализованные и
бюрократизированные структуры управления
обществом не могут торжествовать вечно,
деформируя людей. Рано или поздно их власть сама
себя изживает: раздавленные структурами люди не
дают новых идей, не вырабатывают энергии для
дальнейшего развития общества. В таких случаях
действует механизм выравнивания чаш весов:
власть изживающих себя структур ослабевает, а
люди поднимаются. Появляются новые идеи,
наступает «оттепель», начинается перестройка.
Приходят новые поколения, появляются неформалы,
меняется жизнь.
Однако прежние структуры могут еще долго и
отчаянно сопротивляться. Судьба неформальной
волны конца 50-х — начала 60-х годов показала, что
такое сопротивление может быть успешным.
И вновь зазвучало знакомое: «За нас думают
руководители», «Надо согласовать», «Не все
зависит от нас, не будем торопиться», «Мы — люди
маленькие, подчиненные». Из этих расхожих фраз
сформирована психология и нашей сегодняшней
жизни. Несмотря на все «перестройки», революции и
реформы последних лет, бюрократический
централизм продолжает оставаться массовым
недугом. Люди до сих пор оцениваются по тому,
насколько удобны они для начальства (теперь —
для «хозяина»), насколько они исполнительны и
лично преданны ему. Живуч штамп: надежен, потому и
необходим.
«ВЫ НЕ ДОВЕРЯЕТЕ ЖИЗНИ...»
Годы меняют социальный интерьер нашей
жизни. Гласность, демократизация, реформа
политической системы и многое другое были
направлены на ослабление власти подавляющих
человека формально-бюрократических структур. И в
этом смысле неформальная волна 1986 года — их
безусловное порождение.
Оставим пока в стороне вопрос о том, хороший это
или плохой «ребенок», — тут есть в чем
разбираться и о чем спорить. Согласимся с
главным: социальные условия нашей прежней,
доперестроечной жизни сами готовили всплески
неформальной активности молодежи.
Люди не могут вечно находиться в согнутом
положении — хочется выпрямиться. И особенно
сильно это желание у молодежи. У нее достаточно
сил, чтобы продемонстрировать свои желания и
попробовать побороться за их осуществление. Она
не хочет довольствоваться тем, что есть, что
имели родители. Она бунтует и идет в неформалы.
Из монолога одной неформалки:
Вот смотри, если мне что-то не в кайф,
я просто не буду этого делать. Хоть тресни. Вот ты,
да вы все, большинство, чего-то делаете,
надрываетесь — ну, кровь из носу, из последних
сил, стиснув зубы. Обязательно чего-то должны,
постоянно кому-то нужны. Но кому и зачем?.. За что?
Государство гарантирует минимум удобств за
полнейшее рабство, за мизерную плату. Ты ведешь
правильный образ жизни, и государство дает тебе
за это через десять лет жилье, а то и через
пятнадцать, а то и не дает, как теперь, вовсе.
Стоит горбатиться? Жизнь расписана заранее.
Детский сад, школа, завод или вуз... отлетело,
отгремело, отгрохотало студенчество. Наступает
тягостное инженерство или учительство... Ты-то
можешь все бросить и рвануть сейчас куда тебе
хочется?
И еще она сказала:
Вы не доверяете жизни, просто жизни
— как она течет. Мечетесь, боретесь, толкаетесь, и
поэтому вид у вас пришибленный.
Утешает только одно: все эти проблемы
мы создали не на пустом месте. Спешу утешить тех
читателей, которые не согласны с мрачной оценкой
нашего социального интерьера: взрывы
неформальной активности молодежи бывают не
только у нас. Некоторые исследователи считают,
что проблема молодежи сегодня носит глобальный
характер: в 60-е годы она потрясала общественную
жизнь в развитых капиталистических странах,
затем в еще более резких и трагических формах
обнажилась в развивающихся, и только с конца 80-х
выяснилось, что затрагивает она не только
«загнивающий Запад» или «пробуждающийся
Восток», но и нас. Однако утешает это, конечно,
слабо.
Дело в том, что хотя и в других странах есть по
отдельности все те элементы, которые образуют у
нас неформальное движение, но нигде нет
неформалов как таковых. Нет такого слова, нет
особой психологии неформальности!
Даже среди групп, имеющих прямые зарубежные
аналоги — хиппи, панки, металлисты, — в
отечественном варианте столько отличий (иногда
доходящих до противоположности во внешнем
облике), что «старшие братья» их вряд ли узнают.
Сегодня все исследователи практически
единодушно признают: без нашей уникальной
административно-бюрократической системы
неформалов не было бы вовсе.
Так что есть реальная проблема, за которую все мы,
наше общество, в ответе. И в первую очередь те из
нас, кто связан с делом воспитания,— педагоги,
родители. Не будем греха таить — не без нашей
помощи зрела эта проблема. Тем более не решить ее
без нашей помощи.
Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ,
доктор политических наук,
кандидат психологических наук,
директор Центра стратегического анализа и
прогноза |