Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №17/2002


ЛИРИКА

САИС МИСС ЮЭЛ

Рэдьярд КИПЛИНГ

Если между мужчиной
и женщиной есть согласие,
что может поделать кази?

Мусульманская пословица

Некоторые люди говорят, что в Индии нет романтики. Они не правы. В жизни нашей столько романтики, сколько это для нас полезно. Иногда даже больше.
Стрикланд служил в полиции, и общество его не понимало. Не понимая, говорили, что он человек сомнительный, и сторонились его. Этим Стрикланд был обязан самому себе. Он придерживался той необычной теории, что в Индии полицейский должен стараться узнать о туземцах столько, сколько они сами о себе знают. Надо сказать, что во всей Северной Индии есть только один человек, способный по своему выбору сойти за индуиста или мусульманина, чамара или факира. Туземцы от Гхор-Катхри до Джама-Масджид боятся его и уважают; верят, что он имеет дар превращаться в невидимку и управляет многими демонами. Но какую награду получил он за это от правительства? Абсолютно никакой. Ему не доверили управлять Симлой; и англичанам имя его почти неизвестно.

Стрикланд был так неразумен, что подражал этому человеку и, следуя своей абсурдной теории, слонялся по всяким отвратительным местам, сунуться в которые не решился бы ни один порядочный человек, а именно среди подонков туземного общества. Таким своеобразным способом учился он в течение семи лет, и общество не могло этого оценить. Он вечно бродил среди туземцев в личине последователя какого-либо вероучения, в пользу чего ни один разумный человек, конечно, не верит. Однажды, находясь в отпуске, он в Аллахабаде был посвящен в Сат-Бхаи; он знал Песню Ящерицы людей санси и пляску халь-е-хак — религиозный канкан самого поразительного жанра. А уж если человек знает, какие люди пляшут халь-е-хак, как пляшут, когда и где, он знает кое-что, чем можно гордиться. Это значит, что он проник не только под кожу, а глубже. Но Стрикланд не гордился, хотя однажды в Джагадхри он помогал красить Быка Смерти, которого ни один англичанин не должен даже видеть; он овладел воровским жаргоном чангаров, самолично поймал невдалеке от Атака юсуфзайского конокрада, стоял под мимбаром в одной пограничной мечети и совершал богослужение как мулла-суннит.

Венцом его подвигов были одиннадцать дней, проведенных под видом факира в амритсарских садах Баба-Атала, где он распутывал нити крупного уголовного дела об убийстве Насибана. Но люди говорили достаточно резонно:
— Почему Стрикланд не может сидеть у себя в канцелярии, писать служебный дневник, полнеть и держаться смирно, вместо того чтобы выставлять на показ неспособность своих начальников?
Итак, дело об убийстве Насибана не принесло ему повышения по службе; но после первой вспышки гнева он опять принялся, по своему странному обыкновению, совать нос в туземную жизнь. Между прочим, если человек однажды войдет во вкус этого своеобразного развлечения, он уже не отвыкнет от него до конца своих дней. Это — самое увлекательное в мире занятие, не исключая любви. Когда другие люди уезжали на десять дней в Гималаи, Стрикланд, взяв отпуск, отправлялся на шикар, как он это называл; он переодевался в костюм, который наиболее его привлекал в данный момент, смешивался с коричневой толпой, и она на некоторое время поглощала его. Это был спокойный смуглый молодой человек, худощавый, черноглазый и, если он не думал о чем-нибудь постороннем, очень интересный собеседник. Стрикланда стоило послушать, когда он описывал туземный быт таким, каким видел его. Туземцы ненавидели Стрикланда, но боялись его. Он знал слишком много.
Когда на станцию приехали Юэлы, Стрикланд очень серьезно — как и все, что он делал, — влюбился в мисс Юэл, а она через некоторое время влюбилась в него, потому что не могла его понять.
Тогда Стрикланд поговорил с ее родителями; но мисс Юэл заявила, что она не намерена бросать свою дочь в самое скудно оплачиваемое ведомство империи, а старик Юэл, употребив такое же количество слов, заявил, что он не одобряет деятельности и поведения Стрикланда и будет ему благодарен, если Стрикланд отныне перестанет говорить с его дочерью и писать ей.
— Хорошо, — ответил Стрикланд; он не хотел портить жизнь своей возлюбленной. После одного длинного разговора с мисс Юэл он окончательно бросил все это дело.
В апреле Юэлы уехали в Симлу.

В июле Стрикланд взял трехмесячный отпуск под предлогом «срочных личных дел». Он запер свой дом, хотя во всей провинции ни один туземец ни за что на свете не рискнул бы умышленно тронуть имущество «Истрикин-сахиба», и отправился в Тарн-Таран навестить одного своего приятеля — старика красильщика.
Тут следы его затерялись. Но вот однажды на бульваре в Симле ко мне подошел какой-то саис и передал нижеследующую записку необыкновенного содержания:
«Дорогой старик, передайте, пожалуйста, подателю сего коробку чирут, желательно высшего сорта № 1. Самые свежие можно найти в клубе. Заплачу, когда снова появлюсь на горизонте. Пока что я — вне общества.

Ваш Е. Стрикланд».

Я купил две коробки и отдал их саису, приказав передать привет. Этот саис был сам Стрикланд, он служил у старика Юэла и был приставлен к арабскому скакуну мисс Юэл. Бедный малый соскучился по английскому куреву и не сомневался, что я буду держать язык за зубами, что бы ни случилось, пока все не закончится.
Вскоре миссис Юэл, вечно занятая возней с прислугой, стала рассказывать во всех домах, где она была с визитами, о своем образцовом саисе — парне, которому всегда хватало времени встать поутру и нарвать цветов для украшения стола к первому завтраку и который чернил — да, именно чернил — копыта коней не хуже, чем какой-нибудь лондонский кучер. Арабский скакун мисс Юэл был выхолен так, что просто чудо, смотреть приятно! Стрикланд, то бишь Далу, вознаграждался теми приятными вещами, которые говорила ему мисс Юэл, катаясь верхом. Родители ее были рады видеть, что она позабыла о своем глупом увлечении молодым Стрикландом, и называли ее хорошей девочкой.
Стрикланд клянется, что два месяца, проведенные им в услужении, были для него самой суровой школой душевной выдержки, которую он когда-либо испытал. Не говоря уж о том маловажном обстоятельстве, что жена одного из его товарищей саисов влюбилась в него и пыталась отравить его мышьяком за то, что он не хотел иметь с ней никакого дела, — ему пришлось выучиться сохранять спокойствие, когда мисс Юэл ехала кататься с каким-нибудь мужчиной, который пытался флиртовать с ней, в то время как Стрикланд должен был трусить позади с пледом на руках и слышать каждое слово! Ему приходилось сдерживаться и в тех случаях, когда какой-нибудь полисмен орал на него у подъезда «Бенмора», особенно в тот раз, когда его выругал наик, которого он сам же завербовал на службу в деревне Айсар-Джанг, или еще хуже, когда какой-нибудь юный офицер обзывал его свиньей за то, что Стрикланд не успевал достаточно быстро посторониться.

Но эта жизнь все-таки давала ему кое-какие компенсации. Он досконально узнал все обычаи, все воровские методы саисов — настолько, что, по его словам, он имел бы основания огулом привлечь к суду половину пенджабских чамаров, будь он сейчас на службе. Он стал одним из лучших игроков в бабки, а это — игра, которой занимаются все джампани и многие саисы, ожидая ночью своих хозяев у Дома Правительства или Оперного театра; он выучился курить табак, состоящий на три четверти из коровьего навоза, и слушал мудрые изречения седого джамадара всех саисов Дома Правительства. А эти изречения весьма ценны. Он видел множество интересных для него вещей и честью заверяет, что никто не может как следует оценить Симлы, пока не посмотрит на нее с точки зрения саиса. Он говорит также, что, вздумай он записать все, что видел, голову ему проломили бы в нескольких местах.
Забавно описывает Стрикланд, какие муки он испытывал дождливыми ночами, слушая музыку и смотря на освещенные окна Бенмора, когда ноги его так и просились протанцевать вальс, а голова была покрыта лошадиной попоной. Стрикланд собирается когда-нибудь написать книжку о своих приключениях. Эта книжка будет достойна того, чтобы ее покупали, и еще в большей степени, чтобы ее изъяли из обращения.
Итак, служил он верно, как служил Иаков, чтобы получить Рахиль, и отпуск его уже кончался, как вдруг произошел взрыв. Он действительно изо всех сил старался сдерживаться, когда присутствовал при флиртах, о которых я уже упоминал, но в конце концов не выдержал. Как-то раз один старый и весьма почтенный генерал поехал кататься с мисс Юэл и начал за ней ухаживать в том особенно обидном стиле, которым даме дают понять, что «вы совсем еще маленькая девочка». Искусно избежать таких любезностей женщине чрезвычайно трудно и, слушая их, можно взбеситься. Мисс Юэл дрожала от страха, слушая его слова и зная, что ее саис их слышит.
Далу-Стрикланд терпел, пока хватало сил. Потом он схватил генеральскую лошадь под уздцы и на чистейшем английском языке попросил генерала замолчать, грозя сбросить его под откос. Тут мисс Юэл расплакалась, а Стрикланд понял, что бесповоротно выдал себя и все пропало.

Генерал едва не потерял сознание, а мисс Юэл, всхлипывая, изложила всю историю переодевания и отвергнутого родителями сватовства. Стрикланд был в ярости на самого себя и особенно на генерала, вынудившего его открыться, поэтому он молча держал лошадь под уздцы, готовясь отхлестать генерала, чтобы хоть этим получить какое-нибудь удовлетворение. Но когда генерал как следует усвоил себе всю историю и узнал, кто такой Стрикланд, он принялся пыхтеть и фыркать и от хохота чуть не свалился с седла. Он сказал, что Стрикланд заслуживает орден Креста Виктории хотя бы за то, что решился надеть попону саиса. Затем он стал ругать самого себя и признал, что заслуживает встрепки, но слишком стар, чтобы получить ее от Стрикланда. Потом обратился к мисс Юэл и расхвалил ее возлюбленного. Скандальный характер всего этого дела ничуть его не шокировал, ибо он был очень милый старик, несколько склонный к флирту. Потом он опять захохотал и заявил, что старик Юэл дурак. Стрикланд отпустил лошадь и намекнул, что хорошо бы генералу помочь им, раз уж таково его мнение. Стрикланд знал слабость Юэла к занимающим высокое положение титулованным лицам, у которых после имен стоят разные буквы.
— Все это смахивает на сорокаминутный фарс, — молвил генерал, — но, клянусь, я вам помогу, хотя бы только затем, чтобы избежать жестокой встрепки, которую заслужил. Ну, саис-полисмен, поезжайте домой и переоденьтесь в приличное платье, а я поведу атаку на мистера Юэла. Прошу вас, мисс Юэл, скачите домой и ждите нас там.

* * *

Минут через семь в клубе поднялась дикая суматоха. Какой-то саис с попоной и поводом в руках просил всех знакомых ему мужчин:
— Ради бога, одолжите мне приличный костюм!
Его не узнавали, и произошло несколько комических сцен, пока, наконец, Стрикланду не удалось в одной из комнат получить горячую ванну с содой, в одном месте достать рубашку, в другом — воротничок, в третьем — брюки, и так далее. Он поскакал к дому старика Юэла на чужом пони, увозя на себе одежду половины всех членов клуба. Генерал, облаченный в красный мундир и тонкое белье, приехал раньше него. Что говорил генерал, осталось Стрикланду неизвестным, но Юэл принял Стрикланда довольно любезно, а мисс Юэл, тронутая преданностью преображенного Далу, была почти ласкова с ним. Генерал сиял и похохатывал; вошла мисс Юэл, и не успел старик Юэл сообразить, в чем дело, как родительское согласие было вырвано, и Стрикланд вместе с мисс Юэл отправился на телеграф, чтобы выписать свои костюмы. Последней неприятностью была встреча на бульваре с каким-то незнакомцем, который потребовал у Стрикланда украденного пони.
Итак, в конце концов Стрикланд и мисс Юэл были обвенчаны с тем непременным условием, чтобы Стрикланд бросил прежние выходки и придерживался методов своего ведомства, что наиболее выгодно и ведет в Симлу. В то время Стрикланд слишком сильно любил свою жену, чтобы нарушить слово, но это было для него тяжелым испытанием. Ибо улицы и базары и звуки их многое говорили Стрикланду и звали его вернуться и снова приняться за странствия и открытия. Когда-нибудь я расскажу вам, как он однажды нарушил обещание, чтобы помочь другу. Это случилось много времени спустя, и тогда он уже почти не годился для того дела, которое называл шикаром. Он забывает народный язык и жаргон нищих, забывает условные знаки и метки и направление подводных течений, ибо, кто хочет этим владеть, должен непрерывно все это изучать.
Но он отлично составлял отчеты для своего ведомства.

Перевод с английского М. Клягиной-Кондратьевой