Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Школьный психолог»Содержание №14/2004


ГИЛЬДИЯ

НА ШКОЛЬНЫХ ПОДМОСТКАХ

Анализируя собственный опыт работы в качестве преподавателя, сопоставляя трудности, на которые указывают молодые учителя, выслушивая жалобы на педагогов от родителей и учеников, я пришла к выводу, что самое обидное и неприятное — стать для своих учеников «училкой».
Нет, не в ситуации, когда слышишь от подростка, караулящего перед дверью в класс: «Училка идет!» И только что ходившие на головах дети превращаются в прилежно сидящих за партами учащихся, спокойно дожидающихся свою учительницу. Это обыкновенный школьный сленг. Страшно превратиться в издерганного, с поджатыми губами, злого (а не строгого), придирчивого (а не справедливого), не получающего удовольствия от работы человека — живую иллюстрацию к низкой зарплате и статусу современного учителя.
И все-таки, опасаясь этого, иногда ловишь себя на том, что ведешь себя именно как типичная «училка».

ПОЛОЖЕНИЕ ОБЯЗЫВАЕТ?

В беседах со старшеклассниками часто приходится слышать критику в адрес учителей. Ребята отмечают их малейший просчет и не готовы прощать ошибки. При этом речь идет не о фактических ошибках, а о педагогических. Будучи подростками, и мы с друзьями нередко обсуждали промахи наших учителей, думая про себя — уж мы бы никогда так не сделали!
Первый опыт педагогической деятельности я получила во время регулярно проводимых в нашей школе Дней самоуправления. Это было самое любимое мероприятие, не считая «Зарницы».
Учась в средних классах, мы с нетерпением ждали того времени, когда, став старшеклассниками, сможем заменять в этот день учителей. День самоуправления был возможностью показать нашим учителям, как надо учить, воспитывать и любить нас — учеников. Но почему-то, став учителями всего на один-два урока, мы сразу забывали о демократичности, снисходительности, проницательности в отношении наших подопечных. Как будто переходили невидимую границу. Мы впадали в отчаяние, выгоняли из класса, забирали дневники и грозили вызвать директора (роль которого в этот день играл самый солидный одиннадцатиклассник). Мы ругали учеников за опоздания, разговоры на уроке, требовали «полных, развернутых» ответов, отказывались входить в положение и понимать мотивы поведения.
Став студентами, мы узнали, что «нарваться» на экзамене на аспиранта — хуже, чем попасть в руки самому суровому преподавателю. Вчерашний студент, воспринимаемый как свой, не прощает неточностей, отнимает шпаргалки и вообще лютует, как бы отыгрываясь за свое студенческое прошлое. Вчерашние ученики — молодые учителя — тоже подчас становятся самыми строгими и нетерпимыми в школе.
В чем парадокс? Казалось бы, если помнишь, как было плохо тебе, что пугало, раздражало, расстраивало, что хотелось изменить в школе, то именно ты и можешь построить совсем другие отношения с учениками. Но нет, будто какая-то сила заставляет тебя повторять те же ошибки, которые еще несколько лет назад вызывали твое негодование. Неужели школа затягивает и переделывает всякого нового человека под себя?!

ДВОЙНОЙ СТАНДАРТ

Мои молодые коллеги рассказывали, что, проработав в школе год-два, они ловят себя на использовании затасканных фраз и вдруг осознают, что забыли все свои планы быть понимающими и терпеливыми. Их взаимодействие с учениками из сотрудничества превращается в противостояние. Они как будто всеми силами стремятся соответствовать стереотипу: «Учитель никогда не ошибается, у него на уроках гробовая тишина, и он всегда укладывается в программу». За этими лозунгами теряются живые дети с их реальными проблемами и успехами.
Возможно, многое связано с необходимостью подстраиваться под некоторые общие правила, которые диктует годами сложившаяся система.
Школа — это:
программа, от которой нельзя отступать;
большое количество учащихся в классе, и за каждым не уследишь;
настойчивые рекомендации старших товарищей, а на самом деле их контроль (не говоря уже об административном контроле);
постоянное сравнивание с предшественником («А вот у Марьи Ивановны в классе всегда тихо было»), причем сравнивают и ученики, и родители, и коллеги-учителя;
дисциплина, которая всегда отсутствует в самый неподходящий момент (например, когда завуч проходит мимо класса);
ожидания родителей («Вы уж с ними построже»), да и самих учеников, привыкших к определенным отношениям («С нами надо более строго»).
Начав работать в школе, я сравнивала эту работу с работой актера: не только на уроке, но и на перемене, по дороге в школу — ты на глазах у учеников. Надо показывать пример, воспитывать, просвещать, обучать.
Дети не прощают двойного стандарта. И следовательно, учителю:
Нельзя опаздывать. «Простите, автобус застрял в пробке» (а все мы зависим от городского транспорта). Либо не ругай опоздавших, либо не опаздывай сам.
Нельзя есть на уроке. «Иванова, прекрати жевать! Сидоров, спрячь яблоко! Петров, ты что — позавтракать не успел?!» И если детям устраивают организованные завтраки, то учитель не всегда успевает перекусить — на перемене в столовой не пробиться. Да и дойти до нее не всегда успеваешь, потому что пришел занудный родитель или вызвал завуч...
Нельзя ошибаться. Хотя многие понимают, что не обязаны все знать, что имеют право быть чуть рассеянными и невнимательными, но если дети готовы снисходительно отнестись к тому, что вы чего-то не знаете, то родители часто не прощают подобного «непрофессионализма».
Нельзя быть слишком добрым и снисходительным — сядут на шею. И если одному что-то позволил, то другим не объяснишь, почему этого делать нельзя.
И самое главное — нельзя, запрещая что-то детям, позволять это себе, закрываясь фразой: «Я учитель, мне можно».
Но хуже всего, когда никак не получается установить контакт с классом. Когда чувствуешь, что не можешь полюбить их, они сразу же отвечают тебе тем же. И преодолеть возникшее отчуждение очень непросто.

НА СОБСТВЕННОМ ОПЫТЕ

Учась на третьем курсе института, я получила предложение от знакомой учительницы попробовать вести в ее классе игровые уроки общения. Опыт удался, и через год я вела подобные занятия раз в неделю во вторых и третьих классах.
Курс был рассчитан на два года, включал в себя большое количество игр и упражнений и назывался «Этика». Начав работать в школе, я полагала, что смогу сделать свой урок особенным, избегать замечаний, принуждения, построить занятия так, что все ребята с радостью будут приходить ко мне. Постепенно мне пришлось «обрасти» санкциями, оценками, угрозами и недоброжелателями из числа учеников.
Через три года работы я столкнулась с ситуацией, что мне совершенно не хочется идти на уроки в один из вторых классов. При всех сложностях в остальных классах у меня многое получалось, но в этот класс я шла как на каторгу.
Так вышло, что у меня не сложились отношения с классной руководительницей и родителями, которые то ли не понимали, зачем их детям нужны мои уроки, то ли были недовольны тем, что я делаю. Каждый раз накануне урока в этом классе я впадала в тоску и отчаяние и думала, как бы пережить этот час. Естественно, что ученики, чувствуя такое мое отношение, также с трудом терпели мои уроки. Вели они себя плохо: отвлекались, выкрикивали с места, кое-как выполняли задания.
Такая ситуация меня очень тяготила и вызывала сильное чувство недовольства собой как профессионалом. Я решила поставить эксперимент по преодолению сложившегося стереотипа. Моей целью стало изменить собственное отношение к урокам в этом классе, сделать так, чтобы мне было интересно работать, и посмотреть, изменится ли отношение ребят к моим урокам.

ЧТОБЫ ЛЕД ТРОНУЛСЯ

Во-первых, я стала готовиться к каждому уроку в этом классе отдельно. Когда работаешь в параллели, «гонишь» программу не первый год, часто полагаешься на опыт, надеешься сориентироваться по ходу ситуации. Но это не проходит, когда ситуация вышла из-под контроля и сама диктует условия.
Начнем с того, что ребята прибегали на мой урок после физкультуры из другого корпуса очень возбужденные. Я стала начинать урок с упражнения «Какой ряд тише сядет». По совету коллег старалась не дать им опомниться: упражнение сменялось опросом, задания на листочке шли после объяснения, игры следовали за обсуждениями.
Учитывая, что мой урок у ребят был последний, а за пять минут до его окончания в окна и дверь начинали заглядывать родители и настрой сбивался, я стала к концу урока планировать игровые упражнения, чтобы самим ребятам не хотелось отвлекаться, или письменные задания, чтобы написавшие могли собраться и выйти из класса. А задание на дом мы записывали раньше.
Во-вторых, я вообще решила отступить от привычной программы. Иногда боязнь или нежелание отказаться от следования по накатанной дорожке мешают установить контакт. Учитель думает лишь о том, как уложиться в рамки. Опыт показал, что, решившись пожертвовать чем-то на первых этапах, ты легко нагоняешь упущенное позже, если удалось установить нормальные отношения с классом.
В-третьих, я побывала на уроках своих коллег. Посмотрела, как они организуют свою работу в этом классе, как проводят опросы, как справляются с конфликтными ситуациями. Я выяснила, что мои второклассники привыкли получать обратную связь от учителя на каждом уроке. Например, на литературе за каждый правильный ответ им ставился плюс, а несколько плюсов, набранных за урок, соответствуют определенной оценке, которая ставится в дневник по окончании урока. Похожий опыт я стала применять и на своем уроке.
В-четвертых, я обратила особое внимание на то, как себя ведут на других уроках мои «злостные нарушители дисциплины». Мне было важно понять, подобное поведение — реакция на мой урок или это «хронический случай». Сделала выводы, посоветовалась с коллегами по поводу тактики поведения с наиболее сложными из учащихся.
В-пятых, я постаралась изменить свой психологический настрой. Я поймала себя на том, что почти не улыбаюсь и не привожу ребятам забавные примеры, как делаю в других классах. Мало хвалю их. Все это было похоже на военные действия, а не на доброжелательное общение интересных друг другу людей.
Еще я постаралась к каждой теме подобрать яркие примеры из жизни, просила детей сделать то же самое. Рассказывая что-то, я старалась передать свой интерес к тому, о чем идет речь (в этом мне помогало использование фраз типа: «Представляете, как здорово...»).
В борьбе за дисциплину на уроке, я перешла от слов к делу, перестав просто угрожать, ничего не делая. Взяла несколько дневников сразу, без предупреждения, — ребята стали вести себя сдержаннее, поверили в реальность моих угроз.
И результаты не заставили себя ждать. Вот обычно равнодушная, пассивная девочка тянет руку — ей не терпится привести свой пример. А один из отъявленных нарушителей дисциплины прикрикнул на расшумевшихся одноклассников: «Тише, мешаете!» — ему интересно, что я рассказываю. Наконец, замкнутый и необщительный мальчик бросается мне навстречу, едва я вхожу в класс: «Посмотрите, какую игрушку мне подарили!» — ему хочется поделиться своей радостью именно со мной. И главное, появилось удовлетворение от работы в классе. Все закономерно: появился интерес у меня, появился он и у детей. Лед тронулся.
И еще. Сложно смириться, что не всем детям нравятся твой урок и ты сам. Но ведь и тебе нравятся и интересны не все дети. Но постараться быть справедливым и внимательным ко всем ученикам, наверное, главная обязанность учителя.
Хотя, возможно, это во мне говорит психолог.

ЧЕГО НЕ ПРОЩАЮТ ДЕТИ

Вспоминая себя ученицей и учитывая жалобы современных учеников, хочу указать, что именно во все времена раздражало школьников и настраивало их против учителя.
Часто учителя даже к середине года не удосуживаются запомнить имена и фамилии своих учащихся. В этом ребята видят безразличие к себе. Существует много техник и приемов, которые помогут не только запомнить имя каждого ученика, но и составить определенное представление о нем.
Также ученики очень не любят, когда искажают их фамилии. Ведь это дает повод для насмешек над ними, порождает клички. Необходимо обязательно извиниться перед «пострадавшим», можно сказать: «Какая редкая и интересная фамилия. А что она означает?» А еще лучше — заранее изучить список фамилий, проконсультироваться с коллегами, как правильно произносить сложные.
Очень трудно серьезно и ответственно относиться к предмету, если учитель ведет урок как-то рассеянно, не дает четких указаний («Достаньте, что ли, листочки какие-нибудь», «Запишите куда-нибудь»), не предъявляет конкретных требований (все равно – какой ручкой пишут, все равно – в какой тетради и есть ли она), непоследователен (сегодня не обращает внимания на то, за что ругал вчера, не всегда спрашивает, что задал выучить).
Вызывают у школьников раздражение и избитые фразы типа:
«Я никого не держу!» — потому что это неправда, уйти-то нельзя все равно.
«А голову ты не забыл?» — слишком часто повторяют все учителя, похоже, им просто нечего сказать.
«Задание говорю один раз, повторять никому не буду», — обычно все равно повторяет, так как в ее интересах, чтобы все услышали и сделали, тогда зачем говорит?
«Будете так себя вести, устрою контрольную и каждому поставлю то, что он заслуживает», — стало быть, обычно ставится не то, что заслуживают?
«И не смотри на меня так», — как «так» – не поясняется, но ясно, что таким образом можно вывести из себя, чем и пользуются.
Януш Корчак предупреждал о необходимости хранить в тайне то, о чем договорился с учеником наедине, в разговоре по душам (особенно когда даешь ребенку шанс исправиться). А так хочется напомнить: «Ты же мне вчера обещал!» Ребенок больше не поверит — не простит.

ЧТО МЕШАЕТ УЧИТЕЛЮ

Было бы здорово собирать молодых педагогов и обсуждать с ними сложные ситуации, делиться способами выхода из них. Потому что проблемы-то у большинства похожи.
Вот, например, что говорят молодые педагоги.
«Очень смущает ситуация, когда дети меня чем-то угощают». Ну, они это делают от всей души, хотят поделиться, а ты их тоже угости как-нибудь.
«Теряюсь, когда ученики просят в долг». Вот эта ситуация посложнее, и в каждом конкретном случае надо решать — отказать под благовидным предлогом или дать (смотря на что собрался потратить, может быть, для него это очень важно). Забыть о долге или настоять, чтобы вернул (некоторым детям полезно напоминать об обязательствах).
«Как-то разбирала с учеником и его родителями самостоятельную работу и обнаружила еще одну ошибку, не замеченную мною во время проверки». Да, это конечно неприятно, но с другой стороны — иллюстрирует столь любимую всеми учителями поговорку: «Повторение — мать учения».
«Не люблю, когда задают вопросы о личной жизни, не знаю, как реагировать». Самое главное — не смущаться и реагировать спокойно, можно отшутиться, а можно ответить серьезно. Им ведь интересно все, что связано с учителем, особенно доказательства, что учитель тоже человек.
«Смущаюсь, когда ученики комментируют мою одежду, прическу». Не стоит смущаться. Если хвалят — поблагодарите, если критикуют, то можно ответить, что вам захотелось сменить имидж.
«Не знаю, как реагировать на жалобы, особенно если жалуются во время объяснения или опроса». Сложно адекватно отреагировать на жалобу, когда в порыве вдохновения кажется, что все ученики захвачены твоим рассказом. И вдруг: «А Петров плюется!» Первое чувство, по словам многих, досада, обида, даже злость. Но ведь Петров действительно плюется и мешает. Можно молча отобрать у нарушителя оружие, или встать рядом с ним, или сделать замечание и постараться продолжить.

Марина КРАВЦОВА