НАШИ ДЕТИ

ВОСПИТАНИЕ к САМОСТИ

Является ли ребенок уже личностью, заслуживающей уважения в своих личностных проявлениях? Каковы эти проявления? Как их можно разглядеть в поведении ребенка? Актуальность всех этих вопросов для детской психотерапии, для системы образования и семейного воспитания не вызывает сомнений. И начинать нужно с вопросов: что можно считать хорошим результатом воспитания? Куда развивать детскую личность — к себе или к заданной извне норме? Или в обоих направлениях, но как тогда это совместить?

ЦЕНТРАЛЬНОЕ ПОНЯТИЕ

Экзистенциальная психология и психотерапия являются персональными по методологии психологическими подходами. Поэтому, создавая модель развивающейся, находящейся в становлении личности, размышляя о методах, способствующих становлению ребенка как личности, мы вновь и вновь обращаемся к «идеальной модели» желаемого результата. В экзистенциально-аналитическом подходе к личностному развитию отчетливо представлены критерии хорошего результата.
Речь идет о двух особенностях зрелого человека:
о доверии к своей персональной глубине, проявляющейся в интуитивном чутье правильного, звучащего как «голос совести»,
и о готовности сделать внутреннее чутье основанием для поступков.
Эта модель представлена концепцией Person («Персональное», или «Персона»).
У Виктора Франкла персональное измерение человека определялось через понятие свободы. В этом он опирался на антропологию Макса Шелера: благодаря некой силе во мне я могу сказать «нет», если что-то, по моему мнению, не является правильным, или же могу сказать «да», если я с чем-то согласен. «Это совершенно обыденное дело, и мы едва сознаем, что в этом осуществляем свое бытие как Person» (Лэнгле). Поэтому в экзистенциальном анализе Person — центральное понятие для обозначения духовного измерения человека и его способности к экзистенции.
Франкл ставит Person на другой полюс по отношению к причинно-определенному, детерминированному психодинамическому, которое, по определению, является несвободным в человеке. В понимании Франкла, между Person и психодинамическим имеется сущностное различие. Человек в антропологии Франкла способен к самодистанцированию. Это создает внутреннюю свободу и, благодаря этому, — внутренний диалог, в интимном пространстве которого возможно развитие интуитивного чутья в отношении правильного. Это чутье Франкл называл Совестью.
Он говорил, что свобода и непостижимость Person в конечном счете базируются на Совести как самой большой глубине, коренящейся в духовном бессознательном

ГОВОРЯЩИЙ ВО МНЕ

Альфрид Лэнгле расширил концепцию Person и несколько сместил акценты. Лэнгле исходит из понимания Person как «Говорящего во мне». О существовании персонального измерения человек может узнать, восприняв его как внутренний голос, внутреннюю интуицию, иными словами — расслышав. Лэнгле полагает, что сегодня антропология человека должна делать акцент не столько на Свободе Person, сколько на Способности к Диалогу.
На психологическом уровне эта человеческая потенция может быть описана так: «При всей своей связанности с жизнью и людьми каждый человек ощущает себя не таким, как другие, отличным от других. Его характеризует неповторимость, которая, собственно, и превращает его в Я и отграничивает от всех других. Как Person, я узнаю, что предоставлен самому себе, что должен сам справляться со своим бытием, что я по сути один и даже могу быть одинок. Однако рядом находится так много другого, что также является единственным в своем роде и неповторимым, способствуя возникновению ни с чем не сравнимой красоты разнообразия, перед которой я испытываю уважение и преклонение» (Лэнгле).
Будучи эмоционально затронутым внешним, человек тем самым что-то узнает о себе самом, в страдании или радости переживая близость к себе. Так начинается внутренний диалог. Однако близость к себе не исчерпывает внутреннего диалога. В нем также содержится фундаментальный вопрос: «Я есть Я, но имею ли я право быть собой? Как мне все больше и больше быть самим собой? Что мне нужно сделать, чтобы не только найти себя, но и научиться ценить?»
Сложившаяся личность, человек с высокой самоценностью отличается особой способностью: чувствовать, как если бы «в середине Я раскрывается некая глубина, из которой что-то начинает «говорить». Создается впечатление, что во всем, что я делаю, говорит «Я». Однако не только «Я», но также и другое говорит из этой непостижимой глубины и поднимается нам навстречу: чувства, интуитивное чутье, образы, слова. Все это говорит во мне и адресовано мне, всплывая из непостижимости, подступающей ко мне словно грунтовые воды — незаметно, но пропитывая все насквозь. «Это» говорит мне и во мне — но и сам я также есть Это» (Лэнгле).
Подход к личности как имеющей отношение к внутреннему источнику мудрости внутри нас — не является изобретением сегодняшнего дня.
Экзистенциальная философия наверняка опиралась на тексты восточных мудрецов. В русской экзистенциальной философии начала ХХ века, в работах П.Флоренского, Вл.Соловьева, Н.Бердяева и С.Франка мы встречаем понимание личности как внутренней непостижимой «божественной» глубины. Эта же антропология встречается в работах М.Бахтина.
Р.М.Рильке в одном из своих писем молодому поэту пишет: «Задумайтесь о мире, который вы носите в себе, и постоянно обращайтесь к такого рода размышлению; будет ли оно воспоминанием вашего детства или страстным стремлением к вашему будущему — надо лишь быть внимательным к тому, что поднимается в вас, и ценить это выше всего того, что вы знаете о себе. Происходящее в вашем предельно внутреннем бытии достойно всей вашей любви».

В ТЫЛУ САМООЦЕНКИ

Каковы же условия, открывающие доступ к персональному?
Становление личности — это путь, пролегающий через процессы сравнения себя с другими, оценивания и «показывания» себя другим. В конце его — «бытие собой с чувством внутреннего согласия и с данным себе разрешением быть таким, несмотря на отличия от других» (Лэнгле). И поскольку «ни один человек не может стать самим собой без встречающего взаимообмена с другими (М.Бубер, В.Франкл), мы можем с уверенностью констатировать, что для образования ядра личности нужна человеческая среда: «Вероятно, формирование Я не являлось бы необходимостью, если бы мы не были зависимы от общества и не должны были в нем утверждаться». Таким образом обозначается роль взрослых, окружающих ребенка, его родителей и воспитателей.
Ребенок в дошкольном возрасте часто с трудом воспринимается как личность, потому что в нем еще очень мало ответственности. Кроме того, стремительный физический рост и психофизиологическое созревание часто просто затмевают персональное. И все же оно очевидно может быть увиденным. Удивительным образом к этому сегодня пришли исследователи детства разных методологических подходов.
Даниел Стерн, психоаналитик, издал замечательный труд «Дневник младенца». В этой работе он показал, как богат и глубок мир переживаний младенца. Как в этих спонтанных переживаниях удивления и недоумения, радости и печали формируются значимые объекты — основания будущих ценностей.
Один из основателей эго-психологии – психоаналитик Хайнц Кохут в своей монографии «Восстановление самости» описывает случай мистера У., который отличается характерными для традиционного воспитания особенностями.
Маленький мистер У. рос в семье, где мать «полностью поглощена ребенком — потакает ему во всем, реагирует на все нюансы его потребностей и желаний», но при этом не готова принимать и уважать его личностные проявления: упрямство, желание отстаивать собственное, попытки творить и исследовать. Все это она воспринимает как недопустимое «некультурное поведение». В ответ на такую избирательную любовь и понимание матери ребенок испытывает огромную тревогу и неуверенность в собственной ценности. К этому разрушительному поведению добавляется еще и обесценивающее, вечно недовольное отношение со стороны отца.
Родители такого типа не научают ребенка относиться к себе справедливо и реалистично, поэтому, лишенный «тыла самооценки», ребенок беззащитен перед реальностями жизни. Отношение матери приводит к формированию избалованности и нежеланию принимать наличие ограничений. Отношение отца делает невыносимыми любые ситуации внешней оценки, а следовательно, лишает его возможности развивать ответственность как готовность спокойно отвечать за свои решения.
В результате вся взрослая жизнь мистера У. наполнена страданиями в ситуациях, когда самооценка подвергается малейшему испытанию. Кохут ясно обозначает в качестве источника нарушений личности взрослых пациентов наличие в их детстве факта специфического травмирующего отсутствия материнской эмпатии в отношении самости как независимого центра инициативы, которую совершенно здоровым образом пытается выставлять напоказ здоровый ребенок.
Именно Хайнц Кохут ввел понятие «грандиозная, эксгибиционирующая самость». «Грандиозная» — значит быстро растущая и удивляющаяся и радующаяся своему размеру и росту. А «эксгибиционирующая» — значит обнаженная и уязвимая и в этой открытости себя показывающая. Тому, кто способен ее увидеть.

ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Складывается впечатление, что человек в любом возрасте чувствителен по отношению к формированию самоценности. Чувствителен и раним. Уже у годовалого ребенка заметно возрастает чувство собственной значимости, если его хвалят — за то, что он начал ходить, за каждое его небольшое самостоятельное действие, за его усердие и успехи в том, чтобы научиться самому «ходить в туалет». В три года его глубоко трогает тот факт, что теперь он может говорить Я, МОЕ. Отделяя себя от мира, в котором он эмоционально растворен, он чувствует себя все менее диффузным. Этот основополагающий длиною в целую жизнь процесс отделения своего собственного от не своего (другого) начинается со ставшего классическим детского НЕТ.
Д.Б. Эльконин в одной из последних лекций, в 1980 году, рассказывал о своей внучке Катеньке, которая в три года приходила к маме и долго просила: «Мама, ну скажи: Катя — дура». Мама наконец соглашалась. Тогда Катя с большим удовольствием и полнотой чувств говорила: «Нет, мамочка, это ты — дура».
Ребенок чрезвычайно заинтересован в отстаивании собственного, когда говорит «Нет!» Поэтому он раз за разом повторяет это, изводя родителей. В 4–5 лет, в «возрасте ревности и жадности», ребенок кричит без конца: «Это моя кукла!», «Это мой папа!». Но это не пороки, это детская самость. «Я» ребенка продолжает процесс расширения и прояснения собственного содержания. Это МНЕ принадлежат все новые и новые объекты. Это МОЯ кукла: не просто кукла, а МОЯ. Волшебный свет собственного освещает все более широкий спектр реальности, и это доставляет здоровое наслаждение маленькому человеку. Поэтому самость — грандиозная.
Родители очень часто пугаются проявлений этой грандиозной самости. Этот страх возникает из недоверия, а часто и непонимания тех глубинных процессов духовного развития, которые трудно разглядеть за неудобным и «асоциальным» поведением ребенка. Вот родители и отклоняют эту пугающую своей грандиозностью растущую новую структуру — самость.
Подобно родителям, описанным Х. Кохутом, современные мамы и папы наверняка также искренне озабочены питанием и здоровьем своих детей, и вместе с тем часто они не могут понять другого в их поведении, ибо просто не задумываются о сути персонального поведения. Самость не просто расширяется и обогащается, она еще и обнажена. И в этой обнаженности, в которой она предстает перед взрослым судом, самость чрезвычайно уязвима.

ЗАЩИТА ДОСТОЯНИЯ

Затем следует фаза особой чувствительности в отношении формирования самоценности — пубертатный период. Возникает задача обнаружить себя вновь — в изменившейся телесности, новом мире чувств и новом способе познания. Однако и вступление в мир профессии, в близкие отношения с человеком противоположного пола и в отношения со своей собственной жизнью представляют для самоценности новые нагрузки, новые задачи и возможности для развития.
Далее — середина жизни, первый взгляд на то, что было достигнуто, весьма вероятно — кризис со всеми его атрибутами; конкуренция в профессии, первые проявления старения, взросление детей, возможно увольнение, расставание с партнером, новые близкие отношения; климакс, выход на пенсию и т.д. Мы постоянно меняемся — в нашей картине себя и в нашей самоценности, в обхождении с самими собой и с другими — и постоянно должны соотноситься с новыми ценностями и возможностями.
Тема активного Я, личных ценностей, которые описаны понятием «самость» у Кохута, и есть тема персонального измерения. Через приведенные примеры мы познакомились с процессом установления ребенком отношений с областью ценного, важного для меня. Как писал Гордон Олпорт, «первое, что должна сделать психология развития, — это провести различие между тем, что является для индивида важным, и тем, что является для него просто фактом». Не привычное, не случайное, но «теплое и важное», наше собственное, то есть по-настоящему центральное для нашего существования.
Круг таких важных фактов, которые переживаются как теплые и родные, Олпорт назвал проприумом, что в переводе с латинского означает «достояние». Добавим, что именно это достояние в процессе взросления все в большей и большей степени вынуждено защищать человеческое Я.

ИЗ ГЛУБИНЫ

Содержание самости — это то, по отношению к чему взрослеющий человек начинает постепенно формировать дистанцию, разотождествляясь с ним. Так происходит закладывание фундамента свободного в человеке. Это означает, что я, принимая и понимая, что же мне нравится, все-таки основываю свои решения и поступки не только на «нравится», но и на том, что считаю правильным в этой ситуации.
Виктор Франкл говорил, что только обитатели сумасшедшего дома ориентируются на «нравится — не нравится», нормальные люди — добавляют также шкалу «правильно — неправильно». Но вот парадокс: эта свобода в отношении «нравится», способность подчинить удовольствие этическому чувству, возможна только на фоне здоровой, богатой и уважаемой мною области моих «нравится».
Эти «нравятся» и есть одно из проявлений той идущей из глубины Person таинственной силы, которую я призван уважать. Предпочтения, проявляющиеся в «нравится — не нравится» не могут быть сконструированы. Их нельзя подчинить правилам и желаниям других, даже и себя самого. Если ребенку не нравится овсянка, то нет этому объяснения, кроме как то, что его «нравится» свободно. Значит, с ним можно говорить только о том, сможет ли он съесть то, что ему не нравится, а не заставлять его есть со словами: «Тебе же она нравится? Скажи, что она вкусная, ну ведь вкусная, правда, сынок?»
Экзистенциальная задача становления личности состоит в двойном соотнесении собственной самоценности. Ее нужно обосновать внутренне (в чувствующем отношении к самому себе) и утвердить вовне (в поступках и в общении с другими).
Именно наличие внутреннего чувства близости к себе, внутренних отношений с собой и внутреннего диалога делает ребенка, несмотря на его социальный образ жизни, относительно независимым от того, что в отечественной психологии называют социальной ситуацией развития. Эта независимость развивается и проявляется в отношениях с другими.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА САМОГО СЕБЯ

Чего же ждет ребенок от этих отношений?
Каждому человеку, прежде всего, нужно, чтобы другие принимали во внимание его границы. Нужно уважение того, что является его решением, его желанием, его целью и намерением; уважение к тому, что составляет его интимность (собственная комната, дневник, личные отношения, взгляды, мотивы и чувства).
Второе условие формирования Я — справедливая оценка со стороны других того, что является Собственным человека. Обходиться с Собственным справедливо, то есть соразмерно тому, что оно собой представляет, смотреть на его содержание, признавать его значение и ценность.
И наконец, для полного раскрытия способностей и свободы Я человеку необходим опыт признания его безусловной ценности другими.
«Если вообще существует такое явление, как свобода, то где же еще, как не в соотнесении человека с самим собой, она может проявиться? С точки зрения экзистенциального анализа, на долю индивидуума приходится такая же степень содействия собственному психически духовному развитию, как и на долю окружения. Его задача состоит в том, чтобы вступать в отношение с тем, что приходит к нему извне и изнутри, обрабатывать это и занимать по отношению к этому позицию... Мы видим человека в его ответственности за самого себя» (Лэнгле).